Тема оказалась богатой (см. у меня по меткам - Набоков, Михалков),
и вот ещё плод творческого освоения передовым реакционно-упадочнического:

Сергей Михалков

Казнь

Уже - конец.
Уже - петля на шее.
Толпятся палачи,
С убийством торопясь.
Но на мгновенье замерли злодеи,
Когда веревка вдруг оборвалась...
 
И партизан, под виселицей стоя,
Сказал с усмешкой
В свой последний час:
- Как и веревка, все у вас гнилое!
Захватчики!
Я презираю вас!..

А вот оба источника:

     Мать


     Смеркается. Казнен. С Голгофы отвалив,
     спускается толпа, виясь между олив,
     подобно медленному змию;
     и матери глядят, как под гору, в туман
     увещевающий уводит Иоанн
     седую, страшную Марию.

     Уложит спать ее и сам приляжет он,
     и будет до утра подслушивать сквозь сон
     ее рыданья и томленье.
     Что, если у нее остался бы Христос
     и плотничал, и пел? Что, если этих слез
     не стоит наше искупленье?

     Воскреснет Божий Сын, сияньем окружен;
     у гроба, в третий день, виденье встретит жен,
     вотще купивших ароматы;
     светящуюся плоть ощупает Фома,
     от веянья чудес земля сойдет с ума,
     и будут многие распяты.

     Мария, что тебе до бреда рыбарей!
     Неосязаемо над горестью твоей
     дни проплывают, и ни в третий,
     ни в сотый, никогда не вспрянет он на зов,
     твой смуглый первенец, лепивший воробьев
     на солнцепеке, в Назарете.

             1925, Берлин
--------------------------------------------------------------------------------------------------

На годовщину смерти
Достоевского

Садом шел Христос с учениками...
Меж кустов, на солнечном песке,
вытканном павлиньими глазками,
песий труп лежал невдалеке.

И резцы белели из-под черной
складки, и зловонным торжеством
смерти заглушен был ладан сладкий
теплых миртов, млеющих кругом.

Труп гниющий, трескаясь, раздулся,
полный склизких, слипшихся червей.
Иоанн, как дева, отвернулся,
сгорбленный поморщился Матфей...

Говорил апостолу апостол:
«Злой был пес, и смерть его нага, мерзостна...»
Христос же молвил просто:
«Зубы у него — как жемчуга...»