![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)

Но я тут не об этом, а его стихах, написанных им летом 1945-го и опубликованных, как скромно добавляет автор, в журналах "Звезда" и "Ленинград". Вот они в точности:
Я смутно жил и неуверенно
Я смутно жил и неуверенно,И говорил я о другом,
Но помню я большое дерево,
Чернильное на голубом,
И помню милую мне женщину,
Не знаю, мало ль было сил,
Но суеверно и застенчиво
Я руку взял и отпустил.
И всё давным-давно потеряно,
И даже нет следа обид,
И только где-то то же дерево
Ещё по-прежнему стоит.
Естественно, не знаю, как вам, братья и сестры, а мне они что-то напомнили. В точности вот что:
В листве березовой, осиновой
В листве березовой, осиновой,
в конце аллеи у мостка,
вдруг падал свет от платья синего,
от василькового венка.
Твой образ легкий и блистающий
как на ладони я держу
и бабочкой неулетающей
благоговейно дорожу.
И много лет прошло, и счастливо
я прожил без тебя, а все ж
порой я думаю опасливо:
жива ли ты и где живешь.
Но если встретиться нежданная
судьба заставила бы нас,
меня бы, как уродство странное,
твой образ нынешний потряс.
Обиды нет неизъяснимее:
ты чуждой жизнью обросла.
Ни платья синего, ни имени
ты для меня не сберегла.
И все давным-давно просрочено,
и я молюсь, и ты молись,
чтоб на утоптанной обочине
мы в тусклый вечер не сошлись.
1930
Он, он, Владимир Набоков, конечно. Ему в 1930-м исполнилось 31. Эренбургу в 1945-м было уж 54.
То-то я смотрю, что-то более зрелое. Да и более передовое.
А ведь они должны были встречаться когда-то в 1920-х - где-то в "Ля Купôле" или в "Селекте", где старший из них имел прозвище "Тухлый дьявол". Или даже в "Клозри де Лила", где А. Бретон дал по морде ему же. Интересно, дал бы ему по морде более младший из них - за это вот стихотворное заимствование? Ведь старший бывал после 1945-го и в США, и в Швейцарии...
Однако, надо дочитать этот том, пусть он и весьма 6-й.