Но в этот раз я начну не с придирки, а с приятного открытия в тексте "Капитанской дочки":
оказывается, пытки в России закончились уже при царе Александре Первом -
вот доказательство от самого Пушкина:
http://rvb.ru/pushkin/01text/06prose/01prose/0869.htm
Глава VI
"Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, — мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые.
...
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений."
...конец первой цитаты
Впрочем, впоследствие оказалось, что просвещение и человеколюбия развиваются колебательно - вон Станюкович относит снижение мордобоя в русском флоте к концу 19 века... и проч.
Ну а теперь вот моя придирка - см. следующую цитату, жуткий конец сцены на крыльце. Непонятное - и в ней самой и в последующем действии повести. Первое - зачем тем казакам понадобилось выволакивать на место торжественной церемонии в присутствии "царя" ("Петра Третьего" - Пугачёва) ту голую женщину, ими то ли ограбленную, то ли изнасилованную? И убийство её под горячую руку при равнодушном Пугачёве - тоже странно. Но главное - видящий и описывающи всё это Гринёв - как он ПОТОМ с этим вот Пугачёвым спокойно (без отвращения!) встречался, принимал его помощь и даже выражал к нему приятельские чувства? А ведь в данной жуткой сцене - налицо мёртвые его тесть и тёща (положим, не успевшие ими стать - родители его будущей жены):
Глава VII
"Жители начали присягать. Они подходили один за другим, целуя распятие и потом кланяясь самозванцу. Гарнизонные солдаты стояли тут же. Ротный портной, вооруженный тупыми своими ножницами, резал у них косы. Они, отряхиваясь, подходили к руке Пугачева, который объявлял им прощение и принимал в свою шайку. Все это продолжалось около трех часов. Наконец Пугачев встал с кресел и сошел с крыльца в сопровождении своих старшин. Ему подвели белого коня, украшенного богатой сбруей. Два казака взяли его под руки и посадили на седло. Он объявил отцу Герасиму, что будет обедать у него. В эту минуту раздался женский крик. Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них успел уже нарядиться в ее душегрейку. Другие таскали перины, сундуки, чайную посуду, белье и всю рухлядь. «Батюшки мои! — кричала бедная старушка. — Отпустите душу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану Кузмичу». Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. «Злодеи! — закричала она в исступлении. — Что это вы с ним сделали? Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!» — «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачев. Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал; народ бросился за ним."
оказывается, пытки в России закончились уже при царе Александре Первом -
вот доказательство от самого Пушкина:
http://rvb.ru/pushkin/01text/06prose/01prose/0869.htm
Глава VI
"Пытка в старину так была укоренена в обычаях судопроизводства, что благодетельный указ, уничтоживший оную, долго оставался безо всякого действия. Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличения, — мысль не только неосновательная, но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его невинности, то признание его и того менее должно быть доказательством его виновности. Даже и ныне случается мне слышать старых судей, жалеющих об уничтожении варварского обычая. В наше же время никто не сомневался в необходимости пытки, ни судьи, ни подсудимые.
...
Когда вспомню, что это случилось на моем веку и что ныне дожил я до кроткого царствования императора Александра, не могу не дивиться быстрым успехам просвещения и распространению правил человеколюбия. Молодой человек! если записки мои попадутся в твои руки, вспомни, что лучшие и прочнейшие изменения суть те, которые происходят от улучшения нравов, без всяких насильственных потрясений."
...конец первой цитаты
Впрочем, впоследствие оказалось, что просвещение и человеколюбия развиваются колебательно - вон Станюкович относит снижение мордобоя в русском флоте к концу 19 века... и проч.
Ну а теперь вот моя придирка - см. следующую цитату, жуткий конец сцены на крыльце. Непонятное - и в ней самой и в последующем действии повести. Первое - зачем тем казакам понадобилось выволакивать на место торжественной церемонии в присутствии "царя" ("Петра Третьего" - Пугачёва) ту голую женщину, ими то ли ограбленную, то ли изнасилованную? И убийство её под горячую руку при равнодушном Пугачёве - тоже странно. Но главное - видящий и описывающи всё это Гринёв - как он ПОТОМ с этим вот Пугачёвым спокойно (без отвращения!) встречался, принимал его помощь и даже выражал к нему приятельские чувства? А ведь в данной жуткой сцене - налицо мёртвые его тесть и тёща (положим, не успевшие ими стать - родители его будущей жены):
Глава VII
"Жители начали присягать. Они подходили один за другим, целуя распятие и потом кланяясь самозванцу. Гарнизонные солдаты стояли тут же. Ротный портной, вооруженный тупыми своими ножницами, резал у них косы. Они, отряхиваясь, подходили к руке Пугачева, который объявлял им прощение и принимал в свою шайку. Все это продолжалось около трех часов. Наконец Пугачев встал с кресел и сошел с крыльца в сопровождении своих старшин. Ему подвели белого коня, украшенного богатой сбруей. Два казака взяли его под руки и посадили на седло. Он объявил отцу Герасиму, что будет обедать у него. В эту минуту раздался женский крик. Несколько разбойников вытащили на крыльцо Василису Егоровну, растрепанную и раздетую донага. Один из них успел уже нарядиться в ее душегрейку. Другие таскали перины, сундуки, чайную посуду, белье и всю рухлядь. «Батюшки мои! — кричала бедная старушка. — Отпустите душу на покаяние. Отцы родные, отведите меня к Ивану Кузмичу». Вдруг она взглянула на виселицу и узнала своего мужа. «Злодеи! — закричала она в исступлении. — Что это вы с ним сделали? Свет ты мой, Иван Кузмич, удалая солдатская головушка! не тронули тебя ни штыки прусские, ни пули турецкие; не в честном бою положил ты свой живот, а сгинул от беглого каторжника!» — «Унять старую ведьму!» — сказал Пугачев. Тут молодой казак ударил ее саблею по голове, и она упала мертвая на ступени крыльца. Пугачев уехал; народ бросился за ним."